 |
| Фото крошки бело-голубая мраморная крошка |
Чем же мраморная крошка отличается от мраморного боя, например, или мраморного щебня, мраморного песка? Такой животрепещущий вопрос зачастую встаёт при выборе сыпучего материала из крошенного, размельчённого, дробленного мрамора. Обычно под мраморной крошкой понимается мраморный крупнозернистый фракционированный песок, но далеко не всегда. Иногда мраморную крошку по смыслу никак невозможно назвать мраморным песком или мраморным щебнем.
Вот как, к примеру, описывается вариант определения отличий мраморной крошки от боя в рассказе-были В.П. Некрасова "Мраморная крошка", фрагменты которого приводятся ниже:
<...>
В нише, за спиной как всегда сладко и фальшиво улыбающегося Александра Евдокимовича, стоял Ленин. В прошлый раз, когда нас здесь собирали, там стоял Сталин. Теперь Ленин.
Удивительного в этом было не так уж много. Совсем недавно состоялось выдворение отца народов из мавзолея и по всей стране широким фронтом шла борьба с его изображением. Сносились памятники или, как тогда они скромно назывались, скульптурные портреты вождя со всех площадей, проспектов, улиц, железнодорожных станций, с монументальных арок шлюзов Волго-Дона и Москва-Волги, с Выставки Передовых Достижений, со всех панно, барельефов, плакатов. Лауреатам Сталинских премий велено было поменять свои медальки с профилем корифея на другие, с лавровой веточкой... А как-то, в метро Киевская, в Москве, проходя мимо мозаического панно, изображающего Ильича в момент провозглашения им "великой социалистической революции, о которой так много говорили большевики", я невольно почувствовал на себе некий магнетический взгляд. С красного знамени, развевавшегося за спиной Владимира Ильича, на меня глядели два красных глаза над красными усами. Дзержинский и Свердлов, прижавшись друг к другу, уступали место первому соратнику, следов которого нельзя было уже обнаружить, остался только зловещий контур, глаза и усы. Через неделю возле мозайки был сооружен забор, а еще неделю спустя сверлящие глаза исчезли, камешки переложили.
Такова была ситуация в стране.
В перерыве интеллигенты пошушукались, похихикали и, выпив в буфете свои сто грамм, к вечеру разошлись по домам. Ленин с завистью провожал их из ниши слепым мраморным взглядом.
<...>
Пришел ко мне как-то Толя, скульптор. Усталый, невесёлый. Потребовал чаю, водки он не пьет, стал жаловаться на жизнь. Заказов нет, конкурс на памятник Воссоединения второй год уже тянется, в Худфонде отказали в инструментах, распределили среди боссов. Одним словом, хреновина сплошная.
- Нужен мне мрамор. Задумал одну штуку. Рыскаю по всему городу, с огнем не сыщешь. Клянчил на Байковом кладбище, заломили такую цену, что хлопнул дверью и ушёл.
- Постой, постой, Толя, - перебил его я. - Кажется, я могу тебе помочь. Ты в универмаг на площади Победы не наведывался?
- В универмаг, на площади Победы? Нет, а что?
- А ты загляни.
- Зачем?
- Сходи во двор, посмотри по сторонам, потом доложишь мне.
- Не понял.
- Сходи, сходи, есть там, говорят, кое-что интересующее тебя.
- Мрамор?
- Вроде.
- В универмаге? Мрамор? Ты спятил.
- Да не в самом универмаге, а во дворе, говорят тебе, вот бестолковый. Могу с тобой сходить, если хочешь.
- Хочу.
И мы двинули.
Пришли. У ворот сторож. Куда? Есть дело. Какое? Сунули трояк, пустил.
Двор как двор. Доски, ящики, ворох картонных коробок, мусор, грязь, облезлые коты. Был обеденный перерыв. В углу, у стены, примостившись на длинном ящике, четверо работяг раздавливали свою поллитровку. Увидев нас, хмуро покосились, но занятия своего не прервали.
Мы подошли, "приятного аппетита", сказали.
- Вам что, хлопцы? - а сами усердно чистят колбасу, то ли украинскую, то ли краковскую.
- Где же это вы такую закусь достали? - спрашиваем.
- А что, давно не видели?
И только тут я увидел, на чём они свое лукуллово пиршество устроили. Сквозь наспех сбитые доски длинного ящика, на котором они примостились, на меня глядел никто иной, как сам отец и учитель. Я толкнул Толю в бок глянь-ка. Тот обомлел.
Работяги весело смеялись.
- Вот за него и пьём, сердешного. За упокой души, так сказать...
И выпили. Крякнули, принялись за колбасу. А мы, как заворожённые, не могли оторвать глаз от белевших сквозь щели мраморных маршальских регалий погон, орденов, дубовых листьев на фуражке, от руки, опирающейся на какую-то тумбу.
- Может, и вы хотите помянуть старика?
Естественно, с нами была поллитровка, так, на всякий случай. И мы подсели.
Разговор о покойнике, на гробу которого мы мирно расположились со своей трапезой - сука, мол, сука, народу перевёл, не сосчитаешь, но порядок при нём всё же был, не то, что при нынешних пердунах - постепенно перёшел на более животрепещущие темы - где что достать, как кого обмануть.
Расправившись с колбасой, оказавшейся венгерской и содержимым бутылок, работяги стали прощаться, как никак рабочий день, а мы начали соображать, как овладеть содержимым ящика.
- Придётся тебе, Толечка, к директору универмага направиться. Его никак не миновать.
- Придётся, - вздохнул Толя и посмотрел на часы, до закрытия было ещё далеко.
- Жду тебя вечером с докладом.
- Жди, - уныло ответил Толя.
На этом мы расстались.
Прошло дня три, четыре. В тот вечер Толя не пришёл, на следующий явился. Сияющий.
- Можешь поздравить!
- Да ну!
- Так точно. Сделка сделана. По всем правилам. С приложением печати.
Он бережно вынул из бокового кармана достаточно уже помятую, вчетверо сложенную бумажку.
Я прочитал и не поверил своим глазам. На бумажке было написано:
Справка
Дана сия товарищу такому-то, в том, что такой-то (имя, отчество, фамилия, профессия, адрес, телефон) приобрёл за наличный насчёт столько-то килограмм мраморной крошки, отпущенной ему универмагом "Прогресс" из расчёта столько-то рублей за килограмм крошки, уплатив итого столько-то рублей ноль-ноль копеек.
Директор универмага "Прогресс"
Подпись - не то Коломейченко,
не то Бакалейщиков.
Киев, дата, круглая печать.
Я только переводил глаза с бумажки на Толю, с Толи на бумажку.
- Вот это действительно, сик транзит глориа мунди, - выдавил я, наконец, из себя. - Крошка! Не больше, не меньше, как крошка... Удавиться...
Толя весь трясся от хохота.
Представляешь, этот хмырь долго не мог решить, как написать - бой или крошка. Всё колебался. Бой, похоже на битву. Неловко как-то... Сталинградская битва, Курское сражение, бои в излучине Дона. И вдруг осенило - крошка, мраморная крошка... Гений, ничего не скажешь.
Всё обошлось в какую-то смехотворную сумму, не помню уже, какую - то ли тридцать, то ли триста рублей. По случаю удачной сделки тут же побежали в гастроном.
Через неделю ящик со всеми предосторожностями был внесён теми же работягами за приличное вознаграждение плюс поллитровка в толину мастерскую. В тот же вечер праздновали новоселье. Собралось человек десять художников и скульпторов, пьянствовали до утра. Сначала обсуждали, что дальше делать с "крошкой" пилить ли, отсекать, сохранить ли голову - потом переключились на политику, Хрущева, собственные дрязги, к утру вконец изнемогли и завалились спать.
<...>
"Мраморная крошка". В.П. Некрасов. Рассказ-быль (фрагменты)
